Влад Рыльский (Morphine Suffering): “Большинство групп распадается на этапе определения жанра”

Morphine Suffering – одна из самых популярных и востребованных украинских метал-групп. Она была образована в 2008 году в Боярке под Киевом и с тех пор успела выпустить два мини-альбома и два полноформатника. В 2014 году Morphine Suffering получили статус лучшей метал-группы Украины по версии Best Ukrainian Metal Act. А в 2015 году вышла последняя, на данный момент, пластинка группы – Пам’ятай Хто Є Ти.

Отличительная черта “морфинов” – песни на украинском языке. Еще одна особенность – большая текучка кадров. Из основателей группы до сих пор в ней остался лишь гитарист и бек-вокалист Влад Рыльский. Morphine Suffering пережили даже смену фронтмена – в 2012 группу покинул вокалист Юрий Ключник, ему на смену пришел Андрей Герасименко.

Сейчас Morphine Suffering решили сделать небольшую паузу в концертной деятельности и активно работают в студии над новым альбомом. Мы решили пообщаться с основателем и гитаристом группы Владом Рыльским об умении делать шоу, особенностях работы со сценической аппаратурой в Украине, здоровом способе жизни и пагубном влиянии талант-шоу.

– Насколько я понял, к концу 2016 года вы взяли небольшую паузу в концертной деятельности и сконцентрировались на работе над альбомом.

– Да. Мы пока не научились формировать все задачи в одну. Мы хотим каждый раз давать публике что-то новое. В 2015 году мы выпустили альбом. Потом съездили в тур. Два года подряд выступали практически на всех украинских фестивалях.

Но публика привыкает. А мы не хотим надоедать одним и тем же материалом. У нас пауза между первым и вторым альбомом была практически 4 года. Люди все это время ходили на концерты. Но когда выпустили новый материал – аудитория концертов стала в разы больше.

Я вижу, что другие коллективы часто выпускают сингл или пару синглов, или мини-альбом и снова едут в тур. Ну и, фактически, играют то же самое. Мы хотим пойти по другой стратегии. Сейчас мы засели в студии и работаем над новыми песнями.

– Тем не менее, выпуск EP и синглов – это не прихоть, а глобальная тенденция, связанная и с бюджетами, и с отсутствием продаж музыки. Почему вы все-таки хотите писать полноформатный альбом?

– Шоу-бизнес нужно разделить на составляющие «шоу» и «бизнес». У нас на сцене, к сожалению, куда больше «бизнеса», и куда меньше «шоу». Особенно в рок-музыке никто особо не заморачивается касательно шоу. Так вот выпуск одного-двух треков и последующие туры в поддержку – это бизнес.

Мы тоже выпускали синглы и EP, и они хорошо заходили. Но это на первых порах. Если группе есть что сказать – она должна выпускать альбомы.

– Насчет «шоу» – когда я был на вашем концерте, заметил, что, в отличие от многих групп, которые просто выходят и играют свою музыку, у вас продуманы движения на сцене под каждую песню. То вы прыгаете, то синхронно делаете пробежку, то подходите к барабанщику и тд. Вы это специально репетируете?

– Доля импровизации есть в каждом концерте. Но есть моменты, которые мы действительно продумываем. Перед началом концертного сезона мы собираемся в танцевальных залах, где есть много зеркал, и прорабатываем наши песни. Определяем, что и как будем делать. Также мы стараемся прорабатывать речь, общение с публикой.

Еще нужно понимать, что на гастролях или в туре мы не можем показать все, что мы умеем в полной мере. Музыкально – да, но шоу сделать не можем. Шоу нам удавалось только на сольных концертах в Киеве.

Кроме самой музыки, ты должен передавать энергетику. Визуальная составляющая играет важную роль. Когда человек платит за билет, он должен получить отдачу и хотеть прийти еще.

– С какого момента вы начали так подходить к выступлениям? Я подозреваю, что на первых концертах вы так не заморачивались.

– Действительно, вначале даже не задумывались. Все происходило как-то на инстинктах. Мы просто пытались колбаситься, и это было главное. А дальше – начали пытаться это структурировать, потому что во всем должно быть развитие.

Например, однажды у нас родилась идея, чтобы посреди концерта все поменялись друг с другом инструментами. И мы это все-таки сделали на восьмом году нашего существования. Я стал на вокал. Басист взял гитару. Барабанщик – сыграл на басу, а вокалист – на барабанах. Так мы сыграли нашу песню Ну скільки ще?.

Я часто хожу на различные концерты и обращаю внимание на то, за что же любят выступающий коллектив. Сравниваю, анализирую. И для себя понимаю, что я вряд ли второй раз пойду на концерт группы, которая просто вышла на сцену и отыграла от точки до точки.

– Но ведь есть множество групп, которые ведут себя абсолютно пассивно на концертах и все равно остаются очень успешными. Например, такими были Oasis, участники которой не признают лишние движения на сцене.

– Да. Но это зависит от стиля. Мы же метал-группа. Поэтому я говорю в основном про этот жанр.

– Раз уж мы заговорили о жанрах. К какому стилю вы сами себя относите? Металкор?

– Мы группа с очень большой текучкой кадров. На сегодняшний день у нас в биографии 11 бывших участников. Еще до этого я играл еще в трех коллективах. И знаешь на каком этапе группы чаще всего распадаются?

– На определении жанра?

– Да! Поэтому первое, что было в моей стратегии существования Morphine Suffering – мы не должны заморачиваться над тем, что мы играем. Я не могу себя назвать образованным человеком в плане стилей. Я считаю, что все жанры существуют только для того, чтобы люди могли хотя бы приблизительно понять, что они могут услышать от группы. Тот же iTunes разделяет на очень обширные жанры: рок, поп, метал, инди и тд. Там не будут писать «металкор» или что-то в этом духе. Вот и мы никогда не пытались вдаваться в стилистические тонкости.

Да, мы изначально себя записали в металкор, но сейчас уже отошли от этого. Мы играем рок-музыку. А дальше – кому как удобно, пусть так и называет.

– Когда вы играли на Бандерштате, я обратил внимание, что у вас очень много собственной аппаратуры – вплоть до собственных ударных, которые вы за собой возите. Зачем, если это можно попросить у организаторов?

– Это вынужденное решение. Когда музыка в записи звучит намного лучше, чем во время концерта – это не уровень. А именно так часто и происходит из-за невозможности, по различным причинам, со стороны организатора обеспечить площадку тех.оснащением. Мы решили объявить этому войну. Нам хочется передавать то, что мы действительно создали. Для этого мы закупили часть аппаратуры, чтобы ни от кого не зависеть.

Мы решили максимально упростить этот процесс. Поэтому мы отказались от стэков (гитарных кабинетов и комбоусилителей – прим.). Потому что каждый раз их носить и выставлять очень сложно. Плюс, это как правило ламповые устройства. А лампы – очень капризные при транспортировке. То есть надо покупать очень крутые кейсы. Сюда же добавляем наши дороги. В общем, это очень дорого.

В итоге, я сейчас играю через iPad. Есть офигенное приложение, которое заменяет мне всё. Я просто отдаю в линию сигнал нашему звукорежиссеру, и гитара уже отлично звучит. При этом в каждом зале она звучит одинаково.

Нашему басисту мы купили два преампа. То есть он тоже играет «в линию». Барабанную установку тоже начали возить за собой. Потому что когда ты отстраиваешь барабаны, но выступаешь, например, вторым, то барабаны к твоему выходу уже будут расстроены.

С мониторами мы тоже решили проблему – поэтому выступаем в инэйрах (специальных наушниках – прим.). Плюс, возим с собой собственный пульт и мультикор. Таким образом, ни от кого не зависим.

На вопрос «а не мажоры ли мы» я могу ответить, что это все не стоит колоссальных денег. И так ты обеспечиваешь хороший звук и собственный комфорт. Мы никогда не упирались в позицию, что не будем играть, если организатор не выполнит райдер. Главное – люди под сценой. Поэтому теперь от организаторов мы не требуем практически ничего, кроме порталов.

– По моим ощущениям вы играете на очень высоком уровне. При этом у вас исключительно украиноязычная музыка. Не думали начать писать на английском, чтобы выходить на европейский рынок?

– Этот вопрос тянется у нас уже года четыре, и мы никак не решимся. Полностью переходить на англоязычный материал мы не хотим и не чувствуем себя в этом. Но сейчас мы готовы к решительным действиям и материал пишем двумя языками. Мы хотим попробовать выйти на мировой рынок, и, думаю, все должно получиться. Но в приоритете все равно Украина.

– У вас все хорошо с аппаратурой, большие планы и большая база фанатов в Украине. Но при этом у всех участников группы есть работы. Почему так? Почему вы не занимаетесь просто музыкой?

-Возможно, мы еще не знаем, как зарабатывать только музыкой. Я не знаю ни одной украинской метал-группы, которая полноценно зарабатывает, играя именно в Украине.

Есть группы, которые играют за рубежом, но я уверен что, если бы они выступали только в Украине, вряд ли бы смогли прожить на эти деньги.

– В вашей истории был интересный момент, когда ваш предыдущий вокалист Юрий Ключник принимал участие в «Фабрике Звезд». В результате этот вокалист ушел. Сказалось ли его участие в этом шоу?

– Это было главной причиной, почему мы разошлись. Чувака как подменили. Долгое время все было классно. Но насколько я понял, Юра всегда мечтал о массовом признании. В какой-то момент он начал очень активно заниматься самим собой: телом, внешним видом. Начал пропускать репетиции. Потом он пропал на «Фабрике звезд». Перед этим мы успели записать альбом.

Из лагеря «Фабрики» он вернулся другим человеком. У него появилось слегка предвзятое отношение к «морфинам». Для меня отступной точкой был один момент. Мы играли во Львове и он выходит на сцену и говорит «Для вас грають Юрій Ключник та гурт Morphine Suffering». Я ему после концерта говорю: «Ты вообще серьезно?!». А он отвечает: «Бренд Юрій Ключник набагато відоміший, ніж гурт Morphine Suffering». Всех ребят это, естественно, задело. Тем более, это его субъективное мнение. В итоге пришлось выбирать между сольной карьерой и группой, и мы разошлись.

– Насколько я знаю, ты не пьешь и не куришь. Ваш барабанщик – сыроед. Но при этом группа у вас называется в честь названия наркотиков. Как так вышло?

– Группа так называется, потому что нас так почему-то однажды заявил наш вокалист. Он просто придумал название Morphine Suffering и назвал его организаторам концерта. После этого выступления мы уже решили ничего не менять.

Поэтому концепцию мы пытались уже подогнать под название. Страдание от морфина. За все есть расплата. Морфий – это круто и расслабон, но это цена твоей жизни. У нас основной посыл – в гармонии и в том, чтобы люди творили добро. Поэтому название наркотика у нас звучит, но мы его противники.

Хотя, конечно, в коллективе было разное. Но мы с Лешей (барабанщиком) этой идеологии верно следуем. Я уже 9 лет не употребляю. А Леша вообще никогда не употреблял. Сейчас наш басист тоже планирует подключиться.

– Вы и в песнях стараетесь пропагандировать здоровый образ жизни?

– Пропаганда – это что-то насильное. Мы просто стараемся поделиться своим опытом. Если человеку это близко, он это примет.

Фото: Евгения Люлько