Разговор о “Ретромании” с Сашей Вареницей: “Рок-звезды настоящего – это люди, создающие стриминговые сервисы”

“Ретромания” – книга британского журналиста и музыкального критика Саймона Рейнольдса, которая увидела свет на русском языке в 2015 году в издательстве “Белое Яблоко”. Ретромания – по словам Рейнольдса – это диагноз современной музыки, которая зациклилась на повторении и переваривании самой себя.

В Украине единственным дистрибьютором “Ретромании” стал Саша Вареница – главный редактор PromoDJ в течение последних трех лет, промоутер, диджей, музыкальный обозреватель в журналах Metropol и INSIDER и официальный представитель издательства “Белое Яблоко”. В 2013 году Саша, вместе с партнерами Гришей Фатьяновым и Женей Joss’ом основали компанию Be Management Music & Publishing, которая быстро переросла из формата букинг-агентства в полноценный продюсерский центр с собственным офисом, студией звукозаписи и коллекцией винилов и книг о музыке. Полноценный запуск центра планируется на ноябрь.

Мы встретились с Сашей и обсудили “Ретроманию”, состояние мировой музыки, ситуацию в Украине и к чему это все идет.

Фото: Женя Люлько

Чем тебя заинтересовала «Ретромания»? Почему ты взялся именно за эту книгу так активно?

«Ретромания» очень чётко описывает не общее состояние индустрии, а общее ощущение, в котором мы все живем. Для меня эта бесконечная ностальгия настолько смешалась с реальностью, что уже забылось и притупилось такое чувство, как удивление от музыки. Ты все время испытываешь какие-то эмоции, которые все-таки ближе к ностальгии, чем к удивлению от чего-то нового. Даже если ты слушаешь новый релиз.

Поэтому у меня возникло пресыщение музыкой. Я понял, что если я перестаю слушать музыку на неделю, на месяц, на два – это не решает проблему. Я возвращаюсь к ней, а ощущения не проходят. Мне говорят: «Чувак, это просто юношеские годы, все воспринимается в 18 лет острее, чем сейчас». Я воспринимал до 23 лет музыку остро. А вот последние лет 5 – у меня уже такого ощущения нет. И причем, даже если и воспринимаю до мурашек, то это какие-то ностальгические чувства, когда я нахожу что-то вообще неочевидное, что все уже успели забыть.

Поэтому «Ретромания» – это то состояние, в которое мы безвыходно зашли. Саймон Рейнольдс пишет в своей книге, что были 50-е, 60-е, 70-е, 80-е, 90-е, потом большинство музыкальных критиков начали писать, что нулевые… Но если брать в общем – то нулевых не было. После 90-х началась ретромания. Сейчас бесконечно все перевариваем.

Эта книжка очень точная, но она достаточно тяжелая, и читается даже как-то тяжело. Она такая вязкая, как вообще все информационное пространство, в котором мы живем.

Я пытался спроецировать описанное в книге на украинские реалии. Мне кажется, что в Украине все запущенно еще больше. Новое поколение групп слушали уже не изначальные течения, а производные от изначальных течений. И теперь продуцируют производные на производные.

Есть такой момент. Я думаю, что в Украине системный прогресс в музыке и культуре в целом, как таковой, еще и не начинался. Те отдельные яркие пятна, которые мы сейчас замечаем, появляются скорее вопреки. В Украине не было правильного перехода, смены эпох, а значит, нет и правильного развития. Но я сейчас не могу точно ответить, ретромания ли это. Потому что если рассматривать Украину в отдельных персоналиях, артистах – «старой школы», «молодой школы» – то здесь практически не было преемственности поколений.

Я вижу очень мало таких связей, как Ваня Дорн, который спел песню Скрябина из 90-х гг. Поэтому есть какое-то ощущение, что состоялось обнуление.

Поэтому большинство наших музыкантов и ориентируются на британцев и американцев.

Да. Представителей «старой школы» вообще очень мало. И у них даже не ретромания, там более глубокие деградационные процессы.

Что такое в сущности ретромания ? Это когда ты не находишь в реальности чего-то такого же приятного, милого тебе, интересного, как то, что было. Ты начинаешь по этому поводу рефлексировать и к этому возвращаться. Если взять пласт старой украинской музыки, то они с этой реальностью и не ознакомлены. То есть, они просто живут прошлым, они не возвращаются к нему, они в принципе живут в прошлом, и работают инструментами прошлого, и выглядят как прошлое. И когда ты в 2015 году видишь наружную музыкальную рекламу в Киеве, то понимаешь, что это просто «вырвиглаз». Так нельзя. Это не ретро, не стилизация. Когда ты видишь рекламу концертов в метро и понимаешь, что там даже шрифты из 90-х, то значит и вокруг всех этих артистов какие-то люди, которые не могут им ничего толкового подсказать.

В ретромании, кстати, есть большой плюс, он же минус для потребителей. Рейнольдс в книжке этого не проговаривает, но старые идеи, смыслы и образы могут производиться бесконечно с каждым новым витком технологического прогресса. Это бесконечная история со всеми франшизами. Будут сниматься новые серии «Бетмена», потому что через 5 лет будет новый мистер «Кристофер Нолан», который будет работать в новом режиме.

То есть, с появлением цифровых инструментов, музыкальная культура вошла в бесконечный цикл?

С окончательным слиянием технологического прогресса и музыки, когда они настолько связаны, что одно без другого невозможно. Уже нельзя вернуться к просто музыке.

По сути, Рейнольдс тонкой нитью между строк проговаривает то, что музыка умирает.

Я думаю, что музыку подавляет технологический прогресс, потому что если мы возьмем все основные события нулевых и десятых, то самые обсуждаемые темы были связаны не с появлением новых стилей, а с появлением новых технологий. MP3-революция, iTunes-революция, стриминги и все остальное.

На самом деле, большинство людей, которые работают в индустрии, чувствуют в этом рок-н-ролл. Существует заблуждение, что рок-звезда настоящего – это диджей. Вовсе нет. Рок-звезда настоящего – это чуваки, которые делают стриминговые сервисы. Вот они делают настоящую революцию.

То есть Стив Джобс – наибольшая рок-звезда нулевых?

Ну, не только он. Я думаю, что скорее Napster или MySpace. Сейчас рок-звезда – это Александр Люнг из SoundCloud, который в одиночку борется с мэйджор-лейблами в судах. Прозвучит грубо, но недавно ряды «Клуба 27» пополнил создатель Grooveshark. Индустрия перемалывает уже не артистов, а вот этих людей. А какая дальше будет музыка – это уже вторично. Поэтому музыка не то, чтобы умерла, она просто стала частью интертеймента, она не самодостаточна.

Кругом только и слышишь «сервис – сервис». Промо-сервис, онлайн-сервис, стриминговый сервис. Есть ощущение, что вся музыка скоро станет просто сервисом. Посмотри на все эти плейлисты от Deezer, Spotify и прочих. Музыка для сна, для кодинга, для пробежки, для уборки. Подумать только, кто-то пишет сейчас альбом, не зная, что он идеально подойдет для того, чтобы включить поверх него пылесос.

К тому же, я не вижу никаких объективных обстоятельств для того, чтобы сегодня на сцене появлялись такие люди, как Марвин Гей, Джеймс Браун и многие легенды рок-музыки, которые выворачивали себя наизнанку. Старина Рэй частенько ловил бэд трипы, закрывшись в номере отеля. Едва живой, испуганный, незрячий и беспомощный, он и в таком состоянии напевал себе под нос какую-нибудь в будущем мультиплатиновую «She take my money…».

А современное общество другое. Оно не испытывает острой потребности в таких артистах и больше не сходит по ним с ума. Но противоречат себе и топ-менеджеры крупных лейблов. Они сначала ставят артиста в рамки обязательных по контракту спортзалов и диет, а потом говорят: дай мне хит, который всех зацепит. Но если мы посмотрим на список лучших песен прошлого века, то почти все они рождены из боли, грусти и разочарования. Независимо от того, в мажоре или миноре они звучат.

Рейнольдс предполагает, что следующие глобальные звезды музыки появляться не в Америке и не в Британии, а где-нибудь в странах третьего мира.

Вполне возможно. Но для этого должно пройти еще довольно много времени, чтобы туда (в том числе и сюда, к нам) дошли традиции, каноны индустрии. Впрочем, здесь Саймон противоречит себе. Он имеет в виду, что будет что-то натуральное, живое, голый нерв. Но голый нерв может быть там, где есть какие-то проблемы и до тех пор, пока они не буду решены.

Так оно и было в родной для него Британии. 50-60-е – это послевоенный период.

Да, но сегодня надо уже учиться искать удовольствие в чем-то другом. На самом деле, не только специалисты индустрии, а и обыватели в скором времени научатся получать удовольствие от того, что я называю «How to make». «How to make» станет вообще основной темой разговоров – о музыке, о кино.

То есть люди будут получать удовольствие не столько от самой музыки, сколько от процесса ее создания?

Нет. Поясню. Не испытывая какого-то эротического или еще какого-то влечения к самому артисту, ты будешь становиться его поклонником, просто потому что будешь въезжать в то, как это сделано. А если ты своим умом не поймешь, появится целая индустрия людей (она уже есть), которая объяснит тебе, что вот у него «how to make» круче, чем у кого-то другого.

Если взять последние альбомы допустим Бейонсе, Джастина Тимберлейка, Jay-Z, Каньи Уэста – артистов с самой вершины мировой поп-музыки – то ты поймешь, что там уже нет голой  харизмы, сексуальности и вызова, там есть «how to make». И все, что ты об этой музыке можешь прочитать – это how to make.

А как же простые пацаны с гитарами?

Ну а сколько их уже можно, этих простых пацанов?

Alt-J все равно пробиваются… Хотя я, честно говоря, не понимаю как. Вживую они ужасно скучные.

Alt-J – это большая команда людей. Я об одном авторе их клипов как-то целую статью написал. А ты их не понимаешь, потому что у тебя старый тип мышления, который выхолащивается у нового поколения. И ты будешь, как и я вместе с Саймоном Рейнольдсом, идти с этим новым поколением в конфликт до последнего, пока тебя не признают сумасшедшим. Ты еще представитель того поколения, потому что застал кассеты, как и я. Ты застал эпоху недоступности информации.

Мне 29 лет и я не списанный старик, но у меня впервые интернет появился в 22 года. До 22 лет я знал всю музыку, о которой мы сейчас можем поговорить, но я находил ее без интернета. Это было безумно интересно. Я работал в музыкальном магазине, гонялся за дисками, мы менялись, переписывали и так далее. Конечно, я пойду на конфликт с новым поколением. Я им буду говорить про группы: «Они же скучные», вот как ты сейчас говоришь. А они не будут понимать, потому что к ним применили штуки, которые на меня и на тебя не работают.

Вообще, вся эта книга была написана как предисловие к треку «Uptown Funk». Ты ее слушаешь и понимаешь – это как анекдот музыкальный, настолько шаблон на шаблоне.

При этом абсолютно гениальный, он цепляет всех.

Цепляет, но цепляет старыми методами, которые, если показать бы до того, как это стало мировым хитом, ты и сам бы сказал «Ну, это пошло так делать, уже ведь делали миллион раз». Там 99% Принса, а остальное – идеи Марка Ронсона. Его новшество в деталях. Да и в целом, в лоб тебя бить уже никто не будет. Тебя будут щекотать по яйцам. Это то ощущение, которое ты будешь испытывать. А для того, чтобы у тебя это было, нужно будет сверху накладывать большой багаж информации «how to make».

Я снова вспомню про «Бэтмена». Я смотрел всю трилогию Нолана несколько лет назад, а потом посмотрел бонусные видео о том, как они ее снимали. И там вот показывают Бетмобиль, и как они его конструировали. А потом говорят про работу со звуком, мол, придуманной машине – придуманный звук. И показывают, как чувак на газонокосилку навешивает какие-то пластиковые пропеллеры и записывает это на диктофон. И потом они к этому звуку хотят добавить органической агрессии, и накладывают двадцатой дорожкой в ProTools  рык льва. И ты потом слышишь это в фильме и понимаешь – ого! Вот это да!

Люди, которые занимаются поп-индустрией, блокбастерами, они все эти штуки умеют. И такие вещи, они уже впечатляют людей не только из индустрии. Вот тебе свежий пример. Моя девушка Даша просит подарить ей Kindle, потом что только в цифре есть нужная ей книга по нейромаркетингу. Это модно и привлекательно. А я до сих пор боюсь самого этого слова.

И закрывая уже тему ретромании. Если представить себе, что в интернете не было бы возможности передавать музыку, невозможно было бы создать эту базу данных, то что бы происходило?

Было бы меньше артистов и меньше сетевой музыки. Основной феномен последних десятилетий – это сетевые музыканты. Я с такими сталкивался в работе не раз – люди с огромными амбициями, которые они хотят реализовать сугубо в сети. Они хотят стать номер один в интернете, они трудоспособные, они работают, они стараются, думают, что о них напишут, взвешивают каждый коммент. Но когда приходит момент выхода в реальный мир – они не боятся, нет. Они просто не хотят. Они воспитаны опытом YouTube, который заменял реальные концерты и вечеринки. И у них это атрофировано. Нас еще тянет на концерты, а их – вообще нет.

То есть, ты думаешь, что будет падать посещаемость концертов?

Не радикально, но да.

Но Гластонбери по-прежнему собирает…

Гластонбери собирает. Но если ты посмотришь еще и на возраст целевой аудитории – она стареет. И даже если ты придешь в любой из клубов Амстердама или Берлина, то увидишь большое количество людей за сорок.

А как ты думаешь, какой год рождения можно считать годом, после которого появилось новое поколение?

Думаю, 1995. Важен даже не столько год рождения. Стоит считать поколение людей, у которых интернет был с первого класса. На моей основной работе, мы вот делаем сейчас такие проекты – онлайн-трансляции закрытых вечеринок, видеосъёмка на 360 градусов. Ты сидишь на YouTube и можешь повернуть картинку в любую сторону, всех рассмотреть, тебе помашут рукой. И есть огромное количество людей, которые в пятницу вечером сидят, и смотрят на то, как остальные отдыхают. Это тренд. Этому есть определение – диджитал-квартирники. И там жесткий отбор, туда приглашают только лидеров мнений.

Это какая-то антиутопия, похоже на «Черное Зеркало» (сериал – прим.).

Очень похоже. Если мы возьмем самый главный видеофеномен последних лет – то это BOILER ROOM. BOILER ROOM – это большой британский проект, видеохостинг. В чем особенность – стоит диджей или электронный артист, камера перед ним, а люди у него за спиной. Он лицом к камере, а не к людям. И в порядке вещей, что это видео собирает несколько миллионов просмотров. То есть, на самой вечеринке 20 людей, которым это вообще не надо (судя по их виду и поведению), а артист спиной к аудитории. И это всех устраивает.

А что было бы, если не интернет? Были бы новые течения?

Думаю, что нет. Я физически не могу представить, из чего они могли бы взяться, какие это были бы звуки. Новые течения – это производные от имеющегося. Все возможности инструментов уже были запечатлены во всех стилях.

Панк был нивелированием всего.

Основной свой труд на 600 страниц Рейнольдс написал об истории пост-панка. И, я думаю, это его и гложет – во всей «Ретромании» есть и другие стили, которые явно автору не так интересны. Один из его любых стилей – панк – его тоже усыпили, пристрелили, сделали чучело. Книжка с этого и начинается.

А если говорить о рейве, который мне ближе, то там давно идет настолько безысходное  воспроизведение, что уже даже кончились споры хорошо это или нет. Все идет по инерции. Люди уже не ждут ничего другого. Образовался большой пласт танцевальной электронной музыки, под которую почти невозможно танцевать. Непонятно, зачем она нужна, зачем ее повторять? Это можно остановить и перестать делать. И никто не будет за этим скучать. Просто это кормит большое количество людей, они же это и продолжают.

Книгу можно приобрести напрямую у Вареницы. С ним можно связаться по почте: sasha@bemgmt.me или написать в Facebook. Адрес офиса: ул. Юрия Коцюбинского, 20. В районе клуба Atlas.