Мировой музыкант украинского происхождения Юрий Гуржи о жизни и творчестве в Берлине

Украинский музыкант и диджей Юрий Гуржи родился в Харькове. Но вот уже более двадцати лет он проживает и творит на просторах Германии. Кроме того, он активно занимается популяризацией украинского за рубежом. За плечами Гуржи – основание группы Rotfront, лейбл и вечеринки RussenDisko, игра на гитаре в проекте “Жадан і собаки” и не только.

Мы пообщались с Юрием о полезном в музыке, интересных историях про “Русское Диско”, мусульманского писателя еврейского происхождения из Киева, о Жадане и о разнообразии его проектов.

– Ты живешь в Берлине более 20-ти лет. Поддерживаешь ли связи с Украиной и как это у тебя происходит?

– Связь с Украиной – одна из важных составляющих моей жизни и творчества. Но нельзя сказать, что это то, чем я живу. Я делаю много музыки. Я не только диджею. Последние 10 лет я скорее музыкант, у меня выходят альбомы и это имеет опосредованное отношение к Украине.  

– Если говорить вкратце о твоей музыкальной биографии, то она начинается с приезда в Германию в 1995-м году, а дальше идует диджеинг и сочинительство. Как ты к этому пришел?

– Музицировать я начал в 90-х еще в Харькове и это был совсем не диджеинг. У меня была пара групп. В 1995 я приехал в Потсдам и у меня было пару лет, чтобы осмотреться.

Вообще, хоть город территориально рядом с Берлином – это разные миры и разные земли. В Берлине есть яркое интересное противоречие “Восток-Запад”, сейчас это взаимодополняющие элементы. Потсдам только недавно перестал быть неким провинциальным городом и частью вот той Восточной Германии.  

Позже я перебрался в Берлин. Через довольно короткое время, у меня появились музыкальные знакомые. Я присоединился к одной группе, в которой играли несколько русских и несколько немцев. Потом я начал делать дискотеку и уже после этого появилась группа RotFront. На протяжении всего этого времени выходила масса сборников: дискотечных, еврейской музыки, Revolution Disco и так далее.

– Где это издавалось и как попадало в массы?

– Yа Триконте, старейшем инди-лэйбле Германии, вышло пять сбоников. Потом у нас появился лейбл RussenDisko Records и на нем вышло три-четыре сборника. Потом мы поняли, что административная работа занимает много времени, и мы вернулись к тому, с чего начали. Творческие люди на таком поприще не будут успевать. Мы сразу думали, что будем расширяться и издавать группы, но потом просто физически не успевали. В итоге получилось, что раз в два года мы выпускали по сборнику. Лейбла нет уже 5 лет.

– Еще одной причиной закрытия была рентабельность лейбла?

– Нет, он никогда не был убыточным. Это я говорю, положа руку на сердце. Причина в ином – никто не хотел вкладывать в него те усилия, которые было нужно. Мне хотелось заниматься собственной музыкой и собственно музыкой. А получилось так, что я, по умолчанию, стал директором. Раз в полгода мне надо было выплачивать какие-то роялти, что прекрасно само по себе.

Но я не умею составлять таблицы, тогда еще не было paypal и нужно было ходить на почту, отправлять переводы в разные страны, раз в квартал делать налоговый отчет и все в таком роде. У нас еще был офис, с ним тоже нужно было что-то делать, содержать и вести. Такая работа не для меня.

– Название у лейбла очень громкое и звучит как негерманское. Были ли еще проекты под маркой RussenDisko и что это вообще за название такое? Не думаю, что немцы с позитивной коннотацией используют такое словосочетание?

– С конца 1999 мы с моим товарищем Володей Каминером организовали дискотеку, которая называлась RussenDisko. Буквальный перевод с немецкого понятен, но тут есть определенный контекст. Важно знать происхождение этого словосочетания.

До падения Берлинской стены в ГДР существовало постановление Министерства культуры, которое предписывало на дискотеках того времени крутить 70% музыки стран “Восточного блока”. Дискотеки, соблюдавшие это “золотое правило”, называли злобно RussenDisko. То есть это такая негативная слэнговая восточно-германская идиома.

Такое название было вызовом. Это как если, например, в какой-нибудь стране Восточной Европы окрестить танцевальное мероприятие «ЖидоДэнс». Мой коллега Владимир Каминер уже тогда начал писать колонки в местной прессе и ему предложили эти колонки издать в начале 2000-х отдельной книгой. И эту книгу тоже назвали RussenDisko. Она стала бестселлером в Германии, была переведена на пару десятков языков, а Владимир стал одним из самых популярных немецких авторов, благодаря чему нам очень повезло с рекламой.

К нам на каждое мероприятие пачками приходили журналисты, фотографировали, потому что комбинация “диджей-писатель”, еще и с эмигрантскими корнями, была тогда в новинку. Таким образом мы, за счет литературной славы, серьезно повысили свой статус.

– Германия часто ассоциируется с техно, а тут у вас совсем иной формат. Это был этно-проект? Что еще было в вашем репертуаре и где побывали все эти пляски?

– Мы объездили с “Русским диско” всю Германию и Западную Европу, крутили пан-восточноевропейскую музыку. В сетах у нас были ВВ, Ляпис, Amsterdam Klezmer Band, диаспора, постсоветская музыка и много чего еще. И вся эта музыка была с ярковыраженной этнической составляющей.

Периодически мы ездили в качестве своеобразных музыкальных послов Германии. Один раз нас Гете институт послал на гастроли по Америке. Мы официально представляли Германию с такой музыкой и это выглядело несколько абсурдно.

– Чем сейчас занимается музыкант и диджей Юрий Гуржи и как его деятельность пересекается с Украиной и событиями в ней?

– Два с половиной года назад я почувствовал, что в своих диджей-сетах я должен как-то отреагировать на происходящее [в Украине]. Я решил для себя, что просто уберу из своих сетов композиции исполнителей страны-агрессора. Назовем это концептуальным ходом, как, например, соблюдать кашрут. В итоге теперь в миксах 70% украинской музыки. Остальные 30% – это свои произведения, еврейская музыка.

Все это вылилось в проект Born in UA. Я попробовал сделать его регулярной берлинской вечеринкой, по следам успеха RussenDisko.

– Кто ходит на такие мероприятия?

– Это мероприятие не для гетто, будь оно украиноязычное или русскоязычное. Всегда большей частью публики были немцы. И в случае с Born in UA представителей украинской диаспоры стало больше, чем раньше. Сейчас этот проект в Берлине я регулярно не играю. Он специфический, у него потенциал выстреливать раз в месяц.

Очень важной вехой во всем этом проекте был выпуск компиляции Borsh Division – Future Sound Of Ukraine полгода назад. Были благожелательные отзывы в прессе, есть продажи. Но сам сборник, в сравнении с дискотекой, получился более серьезный, это совсем не танцевальный формат. Я не ставил себе целью при помощи него раскрутить Born In UA.

Благодаря работе над ним у меня сложилась четкая картина украинской музыки, написанной за последние 30-40 лет. Я нашел организаторов по разным городам Европы и раз в несколько месяцев выбираюсь с этим проектом. Вот, буквально недавно, играл на закрытом мероприятии, украинской конференции Ukrainine Lab.

С ноября мы начинаем новый танцевальный проект с коллегой Miriam Karacho Rabaukin, которая тут занимается сугубо балканской музыкой. Мы будем вместе делать дискотеку «Disko Kosmopolit»

– У вас есть постоянная резиденция для проекта или вы ездите по разным клубам?

– С RussenDisko у нас была постоянная резиденция, теперь нет. Мы стали мобильные, передвижники. Мы этно-диджеи-передвижники!

– А кроме дискотеки, что насчет твоего собственного творчества?

– В декабре этого года у меня выходит диск с моей группой под названием Disorientalists. Два года назад мы сыграли первый концерт на сцене театра имени Горького – тут есть такое место. И это совершенно немецкий театр. В этом проекте всего три человека. Я как автор-исполнитель клезмер-песен, Дэниэл Кан, американец, известный за пределами Берлина (мы с ним еще играли в RotFront) и Марина Френк, поющая актриса из Молдавии.

Мы поем песни о жизни и удивительных приключениях немецкого писателя Эссад Бея. Его мало тут знает, а жаль. Был такой персонаж 100 лет назад, родился в 1905 году в Киеве. Вырос в Баку в русскоязычной еврейской семье. Его мать была революционеркой, а отец – нефтяным магнатом. Мать водила знакомства с молодым Сталиным, тогда известным хулиганом.

По легенде она качала деньги из семьи и спускала их «на благое дело революции». В какой-то момент, когда это раскрылось, был грандиозный скандал и она в результате покончила с собой. Отец пригласил в дом няню, почему-то немку, которая обучила мальчика немецкому. После революции они втроём бежали из Баку и оказались в конце концов в Берлине. А для молодого Эссад Бея, которого тогда звали ещё просто Лёва Нуссимбаум, немецкий был уже как родной. Но вместе с этим после жизни в столице Азербайджана юноша был очень увлечен Востоком и после окончания школы записался в университет на арабистику, стал изучать фарси и принял ислам.

После перехода в новую веру он стал писать в местную прессу, затем у него начали выходить книги. И в 1920-х годах он уже стал известным писателем. Это если в двух словах.

Я проверял факты, сидел в архиве, встречался с его родственниками. У него удивительная биография. Но, по-моему, он был достаточно несчастным человеком и когда мы ознакомились с этой историей, решили, что о ней стоит спеть.

В декабре у нас выходит альбом Who Was Essad Bey. К нему будет прилагаться 32-страничный буклет с текстами песен и вступительным словом Восточного центра, где, собственно, я изучал весь материал про Эссад Бея.

Мы пытались изучать ритмически и стилистически музыкальный материал того времени. В итоге альбом исполнен в нескольких стилях – это регтайм, свинг и колорит тех времен. При этом у нас ограниченные музыкальные возможности: аккордеон, гитара, пианино, иногда бас и барабаны. Конечно там есть этнические составляющие: еврейские, восточные, славянские и немного даже немецкие, потому что большая часть этой истории хронологически происходит именно в Германии.

– Но тема же себя рано или поздно исчерпает. Вы будете выпускать несколько альбомов или это будет разовый проект?

– Хороший вопрос, пока не знаю. После выхода диска мы точно на публике ближайший год будем играть весь материал вживую. Дальше посмотрим. В любом случае, я получил бешеное удовольствие от этой работы.

Мы писались в студии у человека из знаковой группы Crime & The City Solution. Была такая австралийская команда во время того, как здесь жил Ник Кейв и были общие тусовки с Einstürzende Neubauten. В Crime & The City Solution играл Ролан С. Говард, также известный тем, что играл с первой группой Кейва The Birthday Party. А еще тогда с ними на басу играл Томас Стерн, который ныне хозяин студии и много лет уже техник Einstürzende Neubauten. Он нас записывал и сводил. У него очень магическое, технократическое место.

– Ты дружишь, например, с Бликсой Баргельдом (вокалист Einstürzende Neubauten – прим.) или какими-нибудь известными электронными музыкантами? Ты много с кем знаком, с кем поддерживаете контакты?

С Бликсой нет. А Neubauten в Берлине – это коллектив, обросший легендами, но при этом с ними спокойно можно столкнуться на улице. Это за пределами столицы они звезды, на концертных площадках.

О! Вот Rammstein. Их офис через дорогу от моего дома находится. Еще на заре своей карьеры они были завсегдатаями одного хардкорового клуба, где, собственно, я иногда свою дискотеку крутил.

А вообще, я уже лет 5 как не употребляю алкоголь, не танцую и много где разъезжаю сам. У меня есть ребенок, поэтому на тусовки уходит все меньше времени. И если тебя какое-то время нет на выходных, то потом хочется в будни наверстать, посидеть дома и, например, позаниматься домашними заданиями с ребенком. Могу уверенно сказать, что я берлинский человек. Уже даже больше, чем харьковский. Уже перевалило за половину моей жизни пребывание здесь. Я дольше уже в Берлине, чем в Харькове.

– На каком языке выходят твои альбомы? И на каком ты вообще пишешь свои песни?

– Альбом Disorientalists выйдет на английском и немецком. Вообще, так сложилось, что английский я учу с 5 лет и на нем по большей части все песни.

Стоит заметить, что еще есть RotFront. У группы была пауза в целый год, но вот сейчас мы возобновили деятельность и тоже в декабре будет большой берлинский концерт.

– Как у тебя сейчас с Украиной с совместными проектами? Я видел у вас были Жадан с Собаками, ты же имеешь к ним отношение.

– Я нежно люблю эту группу. И когда появляется возможность – с удовольствием с ними играю в качестве гитариста. Мы в августе были вместе на Донбассе.

Но, мы не так много играли вместе за последние пару лет, потому что все-таки мы чаще оказываемся в разных местах, чем в одном.

Со своего сборника Borsch Division я дружу с половиной народа. Только не дружба была фактором выбора музыки, а она между мной и многими музыкантами появилась после выхода этого диска.

Последний альбом Собак записан со мной в качестве приглашенного гитариста и певца.

– RussenDisko, RotFront – исторические аллюзии на позднесоветское прошлое, такие отсылки к Восточному блоку.  

– Да, есть такое, но нельзя сбрасывать все это со счетов. RussenDisko появилось в 1999, например. Да и ты работаешь для публики, которая совершенно не знакома и не подготовлена к тому, что ты делаешь. Если у тебя есть амбиция донести что-то новое, то тебе стоит начать с чего-то известного, чтобы донести то, что ты хочешь.  

– Кто из украинцев приезжал за время войны в Украине выступать в Германию и как эти все события повлияли на восприятие украинского культурного пласта?

– Хм, ну это как если я тебя спрошу, как воспринимают берлинский пласт в Харькове? Вот ты знаешь Neubauten, а сосед твой выше на этаж знает Rammstein.

ДахаБраха – пожалуй, самый мощный успех украинской музыки за все время, что я здесь живу. Во время одного из их концертов был распродан зал на 600 человек и я думаю, что человек 500-600 было немцев.

Много лет довольно регулярно приезжает Перкалаба, но на них ходит 100-200 человек во время тура по Германии по 5-6 городам. Тут сложно ответить на вопрос – как немецкая публика воспринимает украинскую культуру.

Есть интерес, который вызван не столько культурой, сколько событиями последнего времени. Это такой отголосок и побочный эффект.  

Точно так же выходят книги украинских писателей на немецком. У Жадана вышло много книг и прозы, и поэзии, у Кати Бабкиной вышла сейчас первая книга прозы в Австрии. Андрухович переведен.

– Как ты можешь прокомментировать то, что в последние годы происходит в Украине?

– Меня поразило волонтерское движение за последние годы. Я увидел такой душевный подъем, с котором сложно что-либо сравнить. Мне бы хотелось, чтобы из этой искры разгорелось пламя. Мне кажется, что эти люди способны своим энтузиазмом заражать. Мне очень хотелось бы, чтобы такие инициативы встретили достойно.

Когда я вижу людей, которые едут играть на Донбасс, а я был среди них, то они не идут ни в какое сравнение с кем-либо. Многие едут туда сознательно, идейно. Это можно сравнить, разве что, с проездом группы Mano Negra по Колумбии 25 лет назад. У них была просто миссия нести музыку, которой там никогда не было. И спустя четверть века из этого семени выросла волна групп, колосьев, подхвативших идеи коллектива. Такой энтузиазм очень важен. Это однозначно признак нового времени.

Что делать – не знаю, скажу так – брать и вдохновляться! Вот такой вот взгляд из Берлина.

Фото обложки: Maciej Komorowski