Счастье дистанции и переизобретения от Stereorpheo

Украинско-французский коллектив выпустил клип Щастя в ожидании выхода альбома. Специально для LiRoom киевский музыкант, саундартист, лектор и публицист Алексей Шмурак, работающий в форматах академической композиции, делает подробный разбор видеоряда и композиции.

Stereorpheo — проект аристократический прежде всего в том аспекте, что его участники собрались не по обязанности, не потому, что больше было не с кем, а по велению интуиции и строгому эстетическому отбору. Басист Юрий Хусточка, чтец и перформер Дмитрий Ярошенко, перкуссионист Андрей Надольский, клавесинистска Марина Вознюк и художница Hélène Abdéni — состав не просто необычный: в нём заложено несколько осознанных дистанций, заставляющих слушателя-зрителя додумывать многое самостоятельно.

В багаже у коллектива коллаборации с начиткой солиста Вагоновожатых Антона Слепакова; живые выступления с live video; само название группы — отсылка к работе скульптора Амира Роти с Дмитрием Ярошенко; по понятным причинам (Ярошенко — театральный и киноактёр) у Stereorpheo есть интерес и к театру, и к кино. Но сегодняшний повод — клип на песню Щастя — предвкушение выхода альбома, то есть повод прежде всего музыкальный.

Возможно, вы слышали избитую фразу о том, что красота — это фильтр; мол, в природе и в том числе в новой природе, то есть человеческой культуре, содержится гигантское количество возможных комбинаций; субъект выбирает нужные из них, сопоставляет, смотрит и оценивает. Stereorpheo идёт по пути жёсткой и глубоко продуманной отфильтровки: убираются наиболее очевидные решения, наиболее комфортные и инертные соединения. Возможно, вы хотите мелодичную гитару, рояль или на худой конец электрофортепиано, тупой “ум-ца” бит? Вам не сюда; вы не получите даже вокал в его нормативном понимании.

Кажется, что проекты уровня и изобретательности Stereorpheo переизобретают Украину и украинскую музыку как концепт: фундамент из синтезаторов и ударных, кое-где отсылающий к украинскому року, но и вполне осознающий нынешнее доминирование электронного танцевального саунда; напоминающий аутентичные цимбалы или бандуру клавесин — соединение фольклорной и классической музыки; находящийся в слепой зоне между рэпом, мелодекламацией и sound poetry Дмитрий Ярошенко.

Между басом и голосом, ударными и клавесином — ощутимые разрывы тембров и смыслов, что рождает пространство потенциального, в том числе и ожидание прорыва энергии. Дмитрий читает сдержанно, вкрадчиво, с гигантской внутренней силой; ощущение, что он вот-вот взорвётся; ударник Андрей никогда не выбирает прямой, избитый рисунок; Юрий Хусточка не показывает свою родную бас-гитару в привычном для джаза или рока тембре; клавесин не прорывается ни modern classical поливаниями, ни авангардной агрессией в духе Hungarian Rock автора György Ligeti. Вообще, пожалуй, клавесин — наиболее характерный тембр в составе, и он во многом задаёт две главные характеристики музыки коллектива — загадочность и внеисторичность.

Дмитрий читает Григория Сковороду, язык которого одновременно понятен, душевен, но и обладает сакральностью старинных форм. Сковорода — философ-эссеист и поэт-интуит; не зря же он считается олицетворением украинского кордоцентризма, то есть концепции, в центре которой — сердце, доверие к собственным чувствам, эмпатия в её наиболее чистом виде. Тексты Сковороды — сочетание, с одной стороны, прямого, непосредственного высказывания, своего рода душевного порыва с обращениями, восклицаниями, риторическими вопросами; и, с другой стороны, кроткой, безыскусной мудрости, полной внутреннего достоинства, жажды гармонии в мире.

Философ предполагал, что, кроме макрокосма (природы) и микрокосма (человеческих чувств), есть ещё мир «симболический» — почти что триада Лакана воображаемого, символического и реального; что ж, если жаждите пополнить палитру символов и новых нейронных связей в мозгу, вам не помешает послушать-посмотреть Щастя. Интересно, что современники Сковороды и его читатели XIX века считали язык Григория вычурным, странно сочетающим влияния латыни, греческого, русского, украинского, народного и церковного. Сейчас прошло слишком много времени, чтобы оценить все эти бэкграунды, но всё равно мы слышим флёр лигвистической смеси — знаменательная параллель с саундом Stereorpheo; интересно, как эту музыку будут слушать через 100-200 лет?

Музыкальное пространство многомерно: вначале львиную долю спектра заполняет угрожающий электронный бас (с неизменным тоном) на переднем плане, за которым, как его аналоговая тень, скрывается ударная установка Надольского; над ними на почтительном расстоянии слабые доли иногда раскрашиваются аккуратными россыпями ударов по небольшим деревянным инструментам (типа wood или temple blocks). Всё это угловато, лукаво, непредсказуемо по ритму.

Припев, если его можно так назвать, обрушивается ошеломляющим контрастом — угроза отступает, начинается более традиционный ударный бит; конечно, появляется клавесин со светлым и, на удивление, желанно резким тембром; да и неизменный бас сменяется гармоническими сопоставлениями, в которых слышится надежда и тревога. В коде (завершающем фрагменте) после второго припева музыка успокаивается; присоединяется аккуратное мужское пение, тембр которого уже не ассоциируется со специфической начиткой Дмитрия Ярошенко.

Будучи актёром с богатой палитрой выразительных средств, Дмитрий для Щастя, как и в целом для Stereorpheo, выбирает камерную манеру, своего рода внутренний голос; такое прекрасно работает в кино и в современной музыке; союзником человека выступает чувствительный микрофон и близкая дистанция. За счёт внутренней диалогичности текста Сковороды речь Дмитрия воспринимается рефлексией в прямом эфире; мы подглядываем за тем, как через язык структурируется внутренний мир героя.

В клипе к песне режиссёрка Леся Мальская по максимуму использовала заложенный в музыке контраст: чёрно-белое против цветного, поверхность против трёхмерного пространства, зацикленность на медиуме (видеопроекция, негативная версия плёнки) против естественной жизни природы (море, песок, растения), вычурность исполнения механистичного танцевального перформанса против естественного поведения, игры, удовольствия, наслаждения. Всё это объединила перформерка Юлия Пескова, в своё время пережившая историю приговорённости к смерти и победы над болезнью, — таким образом в полный символики клип вошла абсолютно жизненная аутентика.